Держаться корней?

Евгения Тропп О VI Межнациональном театральном фестивале «Сообщение» в Кудымкаре

Шестой фестиваль «Сообщение» в Кудымкаре прошел при неизменных аншлагах, и, как всегда, нашлись заинтересованные зрители, посмотревшие всю программу. Сам Коми-Пермяцкий драматический театр, увы, не представил своих спектаклей на фестивале, притом что год назад были показаны две работы — «Субботин-Пермяк. Здешний» (в конкурсе) и «Кукуй, кукушечка!» (вне конкурса). Во время нынешнего фестиваля театр напряженно готовился к премьерам, артистов не очень-то отпускали режиссеры, поэтому не было даже традиционных капустников в актерском клубе после фестивальных показов, а «театральные концерты» в ресторане «Национальный» превратились… просто в концерты. Впрочем, умопомрачительно вкусная коми-пермяцкая кухня и деревенский солодовый напиток «сур» во всех случаях повышали настроение!

Афиша фестиваля, собранная программным директором Татьяной Тихоновец, представила спектакли из Татарстана, Башкортостана, Калмыкии. Обрамляли фестиваль две работы, как будто не имеющие отношения к специфике «Сообщения», но это лишь на первый взгляд. На открытии был сыгран спектакль на русском языке «Алло, мама!» по пьесе и в постановке Дамира Салимзянова. Его авторский театр «Парафраз» работает в Глазове (Удмуртия) и, таким образом, «по прописке» существует в том самом межнациональном контексте, которым занимается фестиваль. А «Черный сад» петербургской танцевальной компании «Каннон Данс» посвящен глубокой ране, оставленной в судьбах людей межнациональным военным конфликтом в Нагорном Карабахе. Этот спектакль привлек не только местную публику, но и зрителей из Перми, приехавших специально, чтобы увидеть работу петербуржцев.

«Черный сад» был выпущен в 2021 году, а сейчас в репертуаре обновленная версия 2022 года (хореограф Валерия Каспарова, редактор Наталья Каспарова). Материалом послужили воспоминания очевидцев трагических событий более чем тридцатилетней давности. Тогда, во время первой войны в регионе, эти люди были еще подростками и детьми, и их глазами мы видим всю абсурдность жестокого военного противостояния. Сегодня актуальность спектакля лишь возросла, и «Черный сад» художественными средствами танцевального театра говорит о чудовищных страданиях мирного населения не только в Арцахе, но в любой «горячей точке» бесконечно воюющего мира. Это сильный и строгий спектакль, в нем нет дешевой публицистики и мелодраматической ноты. Трагическое высказывание, исполненное боли и горя, но впечатляющее красотой и душевной силой. Одиннадцать танцовщиков и танцовщиц в прозодежде на пустой сцене воплощают метафорические образы, навеянные страшными событиями, которые детское сознание даже не может освоить, а лишь воспринимает как болезненные удары (авиационные налеты, уход на войну и смерть отцов, слезы матерей…). Образ «черного сада», обугленного сада, потерянного рая мирной жизни, создается напряженной пластической группой. Тела изгибаются, как искривленные садовые деревья, руки с растопыренными пальцами в тяжком усилии тянутся вверх и в стороны, дрожат, замирают… Немой крик слышен в этой статике, насыщенной страданием. Но просветляющая музыка и красота динамических сцен, ярких, наполненных физической грацией и силой, — все это дарит надежду на возрождение человечности в душах тех, кто смог остаться живым и любящим.

Да, таким мощным трагическим аккордом завершилось «Сообщение», а стартовало оно постановкой «Алло, мама!», которая приехала в статусе победительницы нижегородского фестиваля «Комедiя-фест», и это действительно веселый, обладающий витальной силой почти что капустник (главное здесь — «почти»). Природа юмора Дамира Салимзянова — особенная, не слишком подвластная определениям. Его ироничная шутливость укоренена во внутренней «кухне» театра, видимо, пьеса рождается внутри коллектива, в расчете на определенных исполнителей и/или с их участием на репетициях. Атмосфера импровизационной дурашливой театральной вечеринки переливается со сцены в зал. Все такое семейное, домашнее, славное и душевное! (Но не сладкое, не умильное.) «Алло, мама!» сочинена по мотивам сказки Евгения Шварца «Золушка», и слева на экранах транслируется без звука старый фильм с Яниной Жеймо — для тех, кто ностальгирует по классике. В облике некоторых персонажей присутствуют отсылки к фильму «Чародеи» (сотрудники научно-волшебного бюро в белых халатах во главе с Придворным Волшебником — Игорем Павловым напоминают то ли врачей, то ли изобретателей, с сумрачным выражением лица давящих пупырышки на полиэтиленовой пленке…). Цитатность, насыщенность разного рода отсылками и намеками — свойство салимзяновского ироничного творения (неслучайно театр называется «Парафраз»). Чего стоят сводные сестрички Золушки, дочери ее Мачехи — Ксения Волкова и Алена Ефаева, «близняшки» в париках и эпатажном аниме-подобном облике. Они сначала кажутся воплощением жути, но оказываются не только выразительными внешне, но и внутренне интересными героинями, этакими «мрачными философками». К их секте «тех, кто ничего не понимает», очень хочется примкнуть — а кто сейчас способен понять хоть что-то в нашем безумном мире?.. В спектакле нашлось место не только иронии, но и лирике, и нежности, и настоящим — не навязанным сверху — традиционным семейным ценностям. Салимзяанов увидел коллизию, связывающую разных героев «Золушки», — они сироты. И все скучают по утраченным дорогим сердцу людям: Король (Владимир Ломаев) по умершей жене, его сын Принц (Сергей Горбушин) по маме, Золушка (Екатерина Салтыкова) по своей матери, первой жене Лесничего, дочки Мачехи (Анна Сабурова) по отцу… Волшебник на совершеннолетие принца дарит изобретение своего бюро: переговорный пункт для связи с теми, кого уже нет. Три телефонные будки возникают на сцене как фантомы из прошлого — и в них можно говорить с умершими любимыми… Одна из лучших сцен спектакля происходит «на том свете», где Королева (Любовь Бёрдова), мать Золушки (Марина Алиева) и первый муж Мачехи (Александр Владыкин) сидят втроем и решают, как помочь покинутым в «этом» мире любимым людям. И еще одна важная и прекрасная особенность спектакля: музыкальность. Вокальные номера, исполненные прекрасно поющими артистами «Парафраза», как пародийные, так и вполне серьезные, проникновенные, покорили зрителей «Сообщения».

Один из спектаклей фестиваля был принят на ура публикой, но не слишком «зашел» жюри, которое каждый вечер подробно обсуждало и разбирало все конкурсные постановки. Лихое, энергичное и не без внешней эффектности «Горе от ума» Национального драматического театра им. Б. Басангова (Элиста, Калмыкия) вызвало ряд вопросов, касающихся режиссерского решения Бориса Манджиева, но при этом судьба приза за лучшую мужскую роль была фактически решена уже в этот вечер (разумеется, тайно). Очир Такаев — Чацкий был нервом, пульсирующей болевой точкой спектакля, который вокруг него несся во всю прыть, не всегда разбирая дорогу. Кстати, именно с темы пути начался этот спектакль: маленькая карета, видимо, везущая Чацкого в Россию из его дальних странствий, медленно пересекла сцену, от портала к порталу… Дальнейшее действие разворачивалось в ключе фантасмагории, может быть, привидевшейся герою в сумасшедшем доме, куда он вроде бы заключен, как в клетку. Безумная круговерть бала, черно-желтые костюмы всей светской толпы, окружающей Чацкого, зловеще хохочущей над ним и «клюющей» его клювами карнавальных масок, оглушающий музыкальный «винегрет» из всевозможных классических хитов — все это слишком громко, нарочито и навязчиво театрально. Сам Чацкий сначала предстает в ослепительно-белом костюме, но постепенно черные и желтые цвета здешнего мира его тоже захватывают, и он теряет свою чистоту. В этом «Горе от ума» вполне традиционны, несмотря на радикальные сокращения текста, Фамусов, Лиза, Скалозуб, а вот Молчалин в исполнении Аюша Очир-Горяева — непривычно наглый, хитрый и глумливый. Он мог бы быть здесь главным злодеем, но, кажется, так получилось не по решению постановщика, а просто потому, что молодой артист играет решительно, в современном стиле. Лирическая нота связана с Софьей, которая в исполнении Гиляны Эрдниевой, похоже, могла бы найти свое счастье именно с Чацким. Объятия и последующий разрыв этих красивых и по-настоящему глубоких, искренних людей — драматичный поворот в спектакле, впрочем, заглушенный очередным громом музыки.

Стихи Грибоедова на сцене звучали в переводе народного поэта Калмыкии Санджи Каляева, а вот в наушниках — «обратный перевод» на русский иногда хромал: например, «злые языки» оказались «страшнее пули» (а не пистолета, как в оригинале). Конечно, вопрос качественного перевода в спектаклях на национальных языках всегда стоит остро, это не технический момент. Как и проблема материала, который может лечь в основу постановки, — сами хозяева фестиваля, например, постоянно ищут художественно состоятельный материал для работы на коми языке. Пополнение репертуара национального театра — огромная, неисчерпаемая тема, один из аспектов которой — современная жизнь языка народа, само его существование в нынешних условиях глобализации, когда национальные языки небольших этносов находятся под угрозой исчезновения.

О татарском языке как самой сущности нации, о ее душе размышляет режиссер Туфан Имамутдинов в спектакле «На заре» Нижнекамского театра. Парадоксы этой выразительной и насыщенной смыслами постановки в том, что пластический спектакль играет драматический актер Алмаз Хусаинов, и, как ни странно, в спектакле, посвященном поэту, слово не звучит. Стихотворение Сагита Рамиева «На заре» (1907), одно из главных произведений поэта, ставшее — как сказано в программке — «пробуждением и предчувствием новой жизни, нового дня для татарского народа», в течение действия проецируется на единственный элемент сценографии — стену, постоянно вращающуюся вокруг оси и символизирующую и ход времени, и движение жизни, и бесконечные преграды на пути героя (за решение пространства и костюмов отвечала Лилия Имамутдинова, за фантастически точный свет — Ильшат Саяхов). Строки возникают последовательно, одна за другой, и артист транслирует телом воздействие этих сгустков поэтической энергии (хореограф Марсель Нуриев). Скрип пера по бумаге сопровождает ломаные движения рук героя, пишущего прямо по рубашке, по самому себе, словно творящего поэзию из собственных мышц и нервов. Раздирая руками грудь, Поэт — Хусаинов стремится достать из души те звуки, мысли и чувства, которые должны долететь до зрителя через десятилетия забвения. Трагическая невысказанность воплощается в тяжести движений, в мучительной трудности жеста, шага, в порывах всего тела, стремящегося освободиться от невидимых пут. В финале вместо букв в строках стихотворения начинают появляться нечитаемые компьютерные символы, постепенно отменяющие возможность понимания слов. Смысл как бы угасает, теряется. Дистанция, отделяющая нас от Рамиева, все растет. Этот финал — тихий и отчаянный вопрос к сегодняшним татарам: вы помните, кто вы?.. И каждый в зале может подумать о своих корнях, о своей национальной и культурной почве.

Уфимский татарский театр «Нур» (Башкортостан) тоже, можно сказать, прикоснулся к собственным корням. Спектакль «Туташ. Прерванный полет…» посвящен судьбе первой татарской актрисы, Сахибджамал Гизатуллиной-Волжской, которая в 1912 году организовала в Уфе татарскую труппу с названием «Нур», наследником которой является «Нур» современный. В основе — биографический роман Айгуль Ахметгалиевой. Инсценировка Гульнур Усмановой и вслед за ней постановка Азата Зиганшина включают слишком много событий долгой жизни знаменитой актрисы. Каждого этапа хватило бы на одну пьесу: разрыв девушки с традиционной татарской семьей, отказ от любви и уход на сцену; трудное становление в эпоху революционных перемен; брак и сложные отношения с приемной дочерью; выстраивание творческой судьбы и развитие таланта; потеря коллег, страшный жизненный выбор в годы репрессий и гонений на лидеров татарского искусства… И так далее. Спектакль включает все эти коллизии, но касается их поверхностно, как в сериале. Главное достоинство постановки — интересная и разнообразная игра двух актрис в роли Сахибджамал. Фина Валиева остро и бесстрашно рисует образ постаревшей Волжской, одинокой пациентки психиатрической клиники, вспоминающей свою невероятно сложную жизнь. А Чулпан Раянова проводит свою героиню от самых юных лет до зрелости, от надежд и мечтаний к расцвету, к служению сцене как единственной стезе, на которой уже почти нет места жизненным радостям.

В афише «Сообщения» оказались сразу два спектакля по произведениям Мустая Карима.

Салаватский драматический театр (Башкортостан) привез «Помилование» в постановке Ильсура Казакбаева, позднюю повесть Карима, задуманную им еще в годы войны, но законченную уже во время перестройки. Фабула отчасти перекликается с душераздирающим эпизодом из астафьевского романа «Прокляты и убиты», где новобранцев, юных братьев Снегиревых, показательно расстреливают за то, что они из расположения учебной части сбегают к мамке в деревню и возвращаются с провизией для своих оголодавших товарищей. У Карима так же погибает еще не побывавший в бою с фашистами двадцатилетний Любомир Зух, отлучившийся ночью к своей любимой Марии-Терезе (девушка-сирота — из «испанских детей») и по дороге назад на своем бронетранспортере случайно снесший курятник и задавивший козу. Старик Ефим Буренкин, у которого на руках двое внуков, сообщает о потере кормилицы-козы капитану Казаряну, тот докладывает наверх, и вот уже объявлен беспощадный приговор военного трибунала. Помилования не будет, дальше — расстрел, который по приказу командира осуществят однополчане, могильная яма, куда упадет окровавленный юноша… Этот трагический сюжет в повести изложен языком затейливым, даже цветистым. А режиссер строит спектакль на контрапункте документального и притчевого, сталкивая красоту и масштаб бытийных образов (яблони с красными яблоками, белая коза — жертвенный агнец…) с суровой правдой войны. Герои время от времени исповедуются у микрофонов, рассказывая о страшной изнанке героических деяний, о том, как война расчеловечивает, убивает даже выживших.

В спектакле интересен актерский ансамбль: трепетный Зух — Артур Таджижинов; страстная Мария-Тереза — Нафиса Мазитова; отчаявшийся капитан — Радмир Давлетбаев; полный жизни в начале и сломленный в финале лейтенант Байназаров, расстрелявший друга и несущий неподъемное бремя вины, — Мирас Юмагузин… Проникновенно и мудро сыграл старика Буренкина Якуп Шарипов (он раньше всех осознает непоправимость зла, видит кровь на своих руках и молит о помиловании). Важно, что сюжетная линия музыкально, вокально и с помощью речитатива отстранена постоянно присутствующим хором, а также хореографическими партиями двух тонких, как деревца, девушек. Режиссеру важно было рассказать вневременную историю средствами условного театра, и абстрактное решение пространства художником Сулпан Азаматовой ему в этом помогло.

Спектакль «В ночь лунного затмения», получивший Гран-при фестиваля, еще более решительно порывает с иллюстративностью, полностью отказывается от натуралистичного изображения среды и воздействует на зрителя системой ассоциативных образов. Режиссер Сойжин Жамбалова в соавторстве с художником Натали-Кейт Пангилинан выстраивает поэтически преображенный мир, где с первых минут ощущается глубокое дыхание трагедии. Слышится поступь приближающегося рока… Вместо широкой степи на сцене массивная ступенчатая конструкция, темно-серая с белесыми прожилками. Если о чем-то и напоминает это абстрактное строение, то о некоем гранитном мавзолее как незыблемом оплоте вековых традиций, непобедимой иерархии. Пышные букеты алых цветов, которые возлагают к этим стенам, продолжают ассоциативный ряд. И правда, в семье главенствует вдова, мать Танкабике — она распоряжается судьбами детей, действуя в соответствии с обычаями, а не с выбором сердца. Пока долг и чувство не вступают в конфликт, все идет хорошо, и традиции предков воспринимаются не как утеснительные рамки, а как красивый ритуал. Но когда погибает на войне старший сын Танкабике, среднему сыну приходится жениться на вдове и отказаться от возлюбленной, которая, в свою очередь, должна достаться младшему сыну-подростку… Вся система отношений внутри любящей и вроде бы сияющей счастьем семьи дает сбой, и решение матери фактически убивает ее детей.

Спектакль Атнинского драматического театра им. Г. Тукая изысканно красив, стилистически выверен. Режиссер вместе с хореографом Марией Сиукаевой разработала сложный рисунок движения героев, выразительно появляющихся из дверей наверху и прихотливо перемещающихся по «этажам» конструкции. Танцевальные эпизоды, пластические выявления создают сгущенный смысловой ряд, параллельный текстовому. Создатели отказались от этнографичности, но внесли обобщенный «восточный» колорит (детали костюмов и головных уборов, украшения у женщин, ковры с красно-черно-белым узором). Эпохи органично миксуются, и джинсы подростка Ишмурзы (Диляра Хадеева) выглядят уместно, не говоря уже об одеяниях старейшин рода, синим цветом и фасоном отсылающих к костюмам современных чиновников.

Об этом спектакле стоило бы написать подробную рецензию, отдельно разобрав точные работы артистов: прекрасная, нежная пара влюбленных (Акъегет — Айзат Хайруллин и Зубаржат — Сирена Хисматуллина); надломленная несчастьем вдова Шафак, которой не у кого искать сочувствия (Зухра Мухаметгалева); эксцентричный пришелец-дервиш (Марат Хабибуллин); добрый, чуткий юродивый Дивана (тонкая работа Фаяза Хусаинова)… В центре гармоничного актерского ансамбля — невероятная Разиля Шарифуллина. Ее маленькая Танкабике, раздираемая изнутри болью за детей и желанием поступить «по закону», чтобы сохранить мир в неизменной статике, безусловно, самый драматичный персонаж, глубоко и сильно сыгранный актрисой.

Большая Атня — это село с 3000 жителей. Театр там существует уже 95 лет, но большую часть этих лет он был народным, а статус государственного профессионального получил в 2011 году. Это единственный в Татарстане (а может, и в России) театр такого ранга, расположенный в селе. Победа в конкурсе фестиваля «Сообщение» — большой и заслуженный успех. И, можно сказать, спектакль «В ночь лунного затмения» — воплощение межнациональных связей. Автор пьесы — классик башкирской советской литературы, режиссер и композитор — буряты (с Сойжин работает ее брат, Дахалэ Жамбалов), у художницы есть филиппинские корни, актеры — татары… Это очень символично для фестиваля, в фокусе внимания которого — человек с его национальной и культурной идентичностью.

Петербургский театральный журнал