О Коми-Пермяцком театре на фестивале «Волшебная кулиса – 2021»
В Перми завершился традиционный фестиваль-конкурс «Волшебная кулиса». В афише, как всегда, спектакли театров Пермского края, выпущенные за минувшие два года и рекомендованные критиками. Что было не «как всегда»?.. Из-за ухудшения эпидемиологической обстановки программу в срочном порядке переформатировали, и спектакли из Лысьвы, Кудымкара, Губахи, Березников и Чайковского не приехали в столицу края, наоборот — жюри колесило по этим городам, намотав за неделю больше тысячи километров по дорогам и проведя 35 долгих часов в пути.
Порадовало сегодняшнее состояние двух театров Пермского края — Лысьвенской драмы и Коми-Пермяцкого национального театра в Кудымкаре. Не так давно в этих театрах появились главные режиссёры — Вера Попова и Юлия Беляева, и уже сейчас понятно, что каждой из них удалось установить очень плодотворный контакт с труппой, сделать несколько удачных репертуарных шагов.
Лучшим спектаклем малой формы жюри «Волшебной кулисы» признало кудымкарского «Войцека», и, кроме того, коми-пермяки увезли с собой еще целую охапку наград. «Медной горы хозяйка» Беляевой — «лучший спектакль для детей», «лучшая режиссура» — Юлия Беляева (за два спектакля), «лучший художник по костюмам» — Любовь Мелехина (за два спектакля), лучшие роли молодых артистов (и путёвка от СТД на фестиваль «Золотая Маска») — Анна Окулова (Настя в «Медной горы хозяйке») и Виталий Вычигин (Войцек), лучший эпизод — Галина Кудымова, Главная Ворона в «Медной горе…».
Ниже — тексты о двух работах Коми-Пермяцкого театра, отметившего на днях свое 90-летие.
НИ СЛОВА О ЛЮБВИ! НЕ СВЕТЯТ БОЛЬШЕ НАШИ ФОНА ФОНАРИ
Автор: Мария Сизова
«Медной горы хозяйка». По мотивам сказов П. Бажова.
Коми-Пермяцкий национальный театр им. М. Горького (Кудымкар).
Режиссёр Юлия Беляева, художник Любовь Мелехина.
Ни для кого не секрет, что культура городского фольклора, прежде находившая себе место в городском романсе, анекдоте, частушке, блатном фольклоре и многом другом, сегодня спокойно и без суеты перекочевала в цифровое поле, укоренившись в TikTok, где юные пользователи публикуют небольшие вертикальные ролики длиной 15 секунд, в основном — музыкальные клипы, комедийные скетчи, танцы, реакции на тренды и многое другое. TikTok мягко провел новый поколенческий рубеж между зуммерами и миллениалами, отчасти оставшимися в Facebook и Instagram. И пока вторые пытаются отмежеваться от первых или снова помолодеть, театр, отличающийся от многих видов искусства уникальной способностью к достаточно быстрой мимикрии, спешно и не без помощи пандемии начал активно осваивать цифровое поле. Причем задействовал для этих целей разные средства: трансляции, цифровые променады, майнкрафт-постановки, чаты, наконец — TikTok-поэзию/музыку, из которой, в том числе, состоит сегодняшнее настоящее.
Спектакль «Медной горы хозяйка», sound-эпос по сказам П. Бажова в постановке Юлии Беляевой в Коми-Пермяцком театре — это в первую очередь история про время и уже потом про любовь. В ней все устроено таким образом, что каждое поколение зрителей — от самых маленьких детей и их старших братьев/сестер до их пап/мам и даже бабушек/дедушек — наверняка считает свой культурный код. Здесь есть не просто два плана, подтекст, сакральный и профанный смысл (ориентированный на массового зрителя), но и целый набор «тегов», «ссылок» и «гиперссылок», работающих со зрительским вниманием с помощью музыкальной и текстовой партитуры. Инородная, ведьминская природа Хозяйки Медной горы передается при помощи «змеиного языка» из любимой всеми детьми франшизы о Гарри Поттере, на котором ловко изъясняется героиня и без трудностей перевода, поскольку важно не что говорит чужеземная женщина, а как. И самое главное, как при помощи google-переводчика ее понимает Степан.
Пропетая в жанре TikTok-частушки «А ты считаешь деньги в моем кошельке» Slava Marlow и «Фона фонари» Рема Дигги фактически становятся лейтмотивами театральной истории троих влюбленных — Степана (Сергей Лизнёв), Насти (Анна Окулова) и Хозяйки Медной горы (Валерия Новодворская). Причем любовь каждый из героев понимает по-своему. Для женской половины — одержимость мужчиной, жертвенность. Для героя — власть, богатство, возможность поменяться с приказчиками Кнутом (Дмитрий Хорошев) и Пряником (Валерий Дегтянников) местами, стать хозяином жизни.
Примеряя маску романтического героя TikTok, Степан заводит воображаемый автомобиль, постепенно, по количеству набившихся людей, превращающийся в маршрутку, и гонит на полной скорости сквозь толпу восторженных женщин к своему «каменному цветку» — кадушке золотых монет, щедро оставленной в финале спектакля на память Хозяйкой Медной горы. «Ни слова о любви» — только слава, только хардкор. Скупость фраз, угловатость жестов, штаны в две белые полоски и фетровая ушанка на голове — вот из чего складывается узнаваемая и простая история успеха молодого парня из глубинки уральских руд. Вымаранная лирическая нота Степана поровну делится между двумя романтическими героинями, каждая из которых, в конечном итоге, совершает свой трагический выбор. Хозяйка отдает любимого молодой сопернице и ларец-матрешку драгоценных камней. Настенька получает безразличного жесткого спутника. На сцене гремит свадьба, толпа горожан наряжает невесту. Подружки (Анастасия Бражникова, Марина Рукавицына, Алевтина Власова), шахтеры (прежде коллеги, а теперь подчиненные Степана) готовят хлеб-соль, самовар для предстоящего торжества. Гора вращается, и на тыльной стороне остается черная, выгоревшая Хозяйка, альтер эго Настеньки. Единственными собеседниками черной ведьмы в этой немой сцене остаются вороны — эскадрон ворон летучих, невероятно ловких и поджарых бабуль, готовых в буквальном смысле слова взлететь на гору/скалодром. «Кружа» и навораживая пространство сцены в самом начале спектакля, вороны в серых холщовых костюмах, подвязанные легкими ситцевыми платками, катают деревянных птиц, словно снятых из музея народного творчества реки Чусовой. Они играют в театр, задают маской-гримасой, едва заметным жестом (сгорбленной спиной, сутуловатыми плечами) гротесковые образы вечно молодых старух, способных побороть любого медведя. Как бы в подтверждение этих слов на пятой минуте спектакля завсегдатай площадных гуляний и частый гость народного театра — плюшевый малиновый медведь — распугивает толпу зазевавшихся горожан.
Карнавализация реальности, намеренное снижение трагедии до уровня бытового анекдота, позволяет, с одной стороны, отстранить минорный сюжет Бажова от юных зрителей, с другой — через нарочитую театральность приблизить ситуацию выбора без выбора к нашим дням. Зрителя приглашают на площадь, оцифрованную TikTok, дополненную филигранной, очень простой и предельно функциональной декорацией (двусторонней деревянной горой со ступенями и мостками), яркими, словно сшитыми из лоскутков костюмами актеров-скоморохов. Театр в «Медной горе» — площадь, а сказка — возможный повод для долгого диалога о старых-новых дорогах площадной культуры зрелища.
ПРИГОРШНЯ ГОРОХА
Автор: Евгения Тропп
«Войцек». Г. Бюхнер
Коми-Пермяцкий национальный театр им. М. Горького (Кудымкар).
Режиссёр Юлия Беляева, художник Любовь Мелехина.
В первые минуты спектакля «Войцек» моя коллега по жюри «Волшебной кулисы» Анна Иванова-Брашинская, оглянувшись на зрителей, сосредоточенно вглядывавшихся в пространство Малой сцены, тихим шепотом спросила: «Есть кому смотреть такой театр?..» И в этом вопросе не было снобизма по отношению к публике в Кудымкаре, которая, кстати, очень любит свой родной театр и доверяет его разнообразным поискам и экспериментам. Суть в том, что зрелище, созданное режиссером Юлией Беляевой, художником Любовью Мелехиной и актерами коми-пермяцкой труппы, производит впечатление стильного, жесткого европейского театра, в котором неутешительные приговоры миру и человеку выносятся в форме мрачно-красивой, даже зловещей. Человеческая природа рассмотрена здесь безжалостно, словно препарирована на холодном прозекторском столе под бездушным светом электрических ламп. К такому театру нам особо негде привыкнуть…
Пьеса Георга Бюхнера (1821) считается незавершенной и представляет собой цепь фрагментов, неоднородных по жанру. Текст написан так, что его легко можно счесть пьесой ХХ века — в нем как будто отражен опыт будущих мировых войн, раздавивших «маленького человека». Режиссер монтирует эти эпизоды по-своему, а сценография и костюмы стирают точные географические и исторические приметы: например, условная военная форма (штаны-галифе на подтяжках и береты, как у десантников) не указывает ни на страну, ни на время. Неуютное пространство — помывочная или прачечная: кафельный пол, на столбах светильники в защитных металлических сетках, ржавые потеки от которых наводят еще больше уныния, чем сама голая однотонная плитка. Белый пар. Прачки монотонно стирают белье в жестяных тазах. Треск и мигание электрических ламп заменяют в этом мире природные шумы и блики: здесь нет поля, нет леса, не слышно грозы или ветра. Полковой брадобрей Войцек (очень выразительно и подробно выстроенная роль Виталия Вычигина), маленького роста, коренастый человек, встав на колени и приложив ухо к кафелю, мучительно вслушивается в подземный гул неких неведомых сил, в глухой ропот мирозданья. Все люди тут живут инстинктами или плывут по течению (как простодушный солдат Андрес — Дмитрий Хорошев), и только Войцека корежит и бьет изнутри тревога. Он чует — конец света близок, пытается об этом говорить, косноязычно и поэтично, с помощью корявых метафор и сюрреалистических снов. Может, он элементарно двинулся умом, но, скорее, его юродивость — знак близости к прозрению.
Над Войцеком проводится жестокий эксперимент: Доктор (эта роль отдана актрисе Ярославе Ульяновой) с повадками надсмотрщицы в концлагере месяцами кормит парня одним горохом. Тягучая, беспросветно тоскливая сцена придумана режиссером: Войцек, один в луче света, словно заключенный в своей камере, давясь и торопясь, запихивает в рот горох из миски.
Горох в спектакле оказывается многозначным символом и полифункциональным атрибутом. По некоторым данным, горох играл большую роль в архаических ритуалах, связанных с браком и деторождением, с одной стороны, и с обрядами поминовения умерших, с другой. Неслучайно сына Войцека и Марии на сцене обозначает небольшой сверток, а в финале прачка Маргарет (Галина Никитина), рассказывая страшную сказку-колыбельную, вдруг перевернет кулек, и наполнявший его горох хлынет на пол. Так младенец, плод былой любви, станет прахом.
Юлия Беляева пропитывает спектакль атмосферой жестокости, грубой похоти, страстей. Бюхнеровский образ «балаганов», места, где в дыму и чаду танцуют, сплетаясь в желании, потные горячие тела, воплощен как зловещее кабаре. За ширмами из мутного стекла извиваются фигуры; кто-то поет — зонг ощеривается немецкими словами; в пугающе четком ритме дефилируют все персонажи, а женщина с лошадиной головой исполняет сексуальный танец на подиуме — продолговатом кафельном ящике-гробе. Здешний хозяин (Сергей Кривощеков), балаганщик-конферансье на высоких каблуках, недобро и устало глядя на всех подведенными глазами (провалы в черноту), цинично проповедует истины этого мира, утонувшего в грехах: человек — это прах, песок и грязь, зачем тщиться стать чем-то еще?.. Все покорной чередой, как скот на бойню, идут друг за другом, потом механически пляшут, потрясывая телами. И только Войцек не согласен с этим законом бытия. Его наивная философия ставит больной вопрос о существе человека.
Его невенчанная жена Мария (сильная работа актрисы Валерии Симаковой), черноволосая худая девушка-прачка, несчастна со своим юродивым мужем, несчастна и после соития с красавцем-мужчиной Тамбурмажором. Ей плохо, горько и стыдно. Ужасна сцена избиения ее Войцеком, но еще более ужасен момент в финале — когда Мария пытается молиться и не может, ее страдальческие глаза, полные слез, подняты к небу (в которое, по Бюхнеру, можно вбить крюк, чтобы повеситься).
Юлия Беляева не рассказывает историю убийства из ревности, скорее — выстраивает мистериальный сюжет о жертве и искуплении. Войцек, отдав все свои вещи другу Андресу, в последний раз отрапортовав, как на смене караула (пост он сдал навсегда), ссыпает горох в ящик-гроб, словно бросает горсть земли в открытую могилу. Омывшись в жестяной ванне, он идет убивать Марию, но безжалостно закалывает самого себя. А ее прекрасное тело, очищенное его кровью от скверны греха, нежно укладывает на ящик-гроб и хоронит, посыпая горохом. «Хорошее убийство» становится ритуальным деянием.
Петербургский театральный журнал