Живее всех живых

О театральной лаборатории «Живая классика» в Кудымкаре

Перед началом театрального сезона в Коми-Пермяцком национальном драматическом театре прошла режиссерская лаборатория «Живая классика». Темой этого года стало культурное наследие финно-угорских народов. И вместо того чтобы в привычном для лаборатории формате эксплуатировать уже известные тексты, Национальный театр инвестирует в появление новых пьес в репертуаре. Констатируя дефицит спектаклей на национальном языке, озадачивается поиском драматургии финно-угорской языковой группы, чтобы в дальнейшем, минуя русский, можно было перевести пьесы на близкий этой группе язык коми. В итоге местный зритель познакомился не столько с классикой, сколько с живыми и точно попадающими в местный ландшафт историями ныне живущих драматургов. Для регионального театра — большой шаг вперед.

Глеб Володин представил пьесу Андруса Кивиряхка «Поминки по-эстонски» как иммерсивное застолье под звуки русского рока. «Кукушка» Цоя и медленные наигрыши из «ДДТ» в исполнении музыкального квартета вполне сошли за поминальные оплакивания и причеты, а деревенские разносолы и настоящая водка, передаваемые со стола зрителю, и вовсе стерли разницу в национальных традициях похорон. Сюжет о том, как легко поминальный стол превращается в свадебный, и о том, как родители пашут ради детей, которые их об этом не просили, Володин максимально приближает к местному зрителю. Связь с землей, нежелание разогнуть спины от топора даже на пороге смерти, невозможность выйти из родового колеса трудовой жизни, где «мы отдохнем, дядя» не наступает никогда, — все это очень метко попадает в аудиторию маленького, полуогородного Кудымкара. Отсутствие границы между сценой и залом эффект поминок всем миром, полную вовлеченность кудымкарского зрителя в жизнь эстонского хутора лишь усиливает.

Дополнительный объем происходящему дает сценографическое решение. Зрители по одну сторону стола и артисты по другую занимают пространство сцены. А деревянный помост уходит в зал, в ряды зрительских стульев, как причал к «колдовскому озеру». Выход в зал главного героя с молодой невестой ассоциативно отсылает куда-то к чеховской «Чайке». Застольные разговоры о родной земле и невозможности оторваться от корней своего огорода — к «Вишневому саду», только к его крестьянской версии, когда все точно знают, что делать с этой землей. Но это, скорее, недостаток, с которым театру еще предстоит поработать: текст эстонского писателя, минуя сложности перевода и какой-либо национальный и деревенский колорит, предстает довольно сглаженной русской адаптацией, без разницы в речевых характеристиках героев старшего и младшего поколения. Но в целом история довольно точно попадает в реалии местного контекста, что дает эскизу все основания прочно поселиться в здешнем репертуаре.

Михаил Егоров поработал с текстом финского драматурга Сиркку Пелтола, известной в России по пьесе «В сапоге у бабки играл фокстрот». Из истории «Всего ничего» — про выход в социум человека с особенностями ментального развития — режиссер сочинил аскетичный, монохромный мир, сконцентрированный только на укрупненных актерских планах и контрастных цветовых деталях. Богатырского тела Ясон и его заботливая старушка-мать; парочка аферистов, желающих нажиться на деньгах доверчивого Ясона; сварливая соседка и случайный прохожий в парке — каждому персонажу задан жесткий рисунок роли, отдельные от всех скорость и траектория движения. Эскиз петлял межу жанрами комедии абсурда, триллера и трагедии, так и оставшись в категориях «очень смешно» и «довольно жутко». Удалось создать колоритные образы, не сведя их в карикатуры и маски, даже «особенного» Ясона. Но не совсем удалось заглянуть чуть глубже, в темную природу инаковости главного героя и его внутреннего механизма, приводящего к убийству. Потому от эскиза осталось ощущение интригующей, но поверхностности, как от эффектного тизера к артхаусному кино.

Эскиз Яны Селезневой «Человечный человек» приблизил странных роботизированных персонажей пьесы той же Пелтола к эстетике фильмов Уэса Андерсена. С такой же странной самоиронией и застывающими кадрами-картинками. Режиссером найден интересный театральный эквивалент: в пьесе главный герой Карри живет как бы в своем мире, не встраивается в общество механических родственников и коллег с механическими же реакциями. Карри запоминает звуки, имитирует крик китов. Из этой особенности героя режиссер выводит прием условного театра: за границами сюжета, по краям сцены артисты у микрофонов, как слуги просцениума, создают шумовой оркестр, озвучивая происходящее на сцене. И эта условная театральность снаружи сценического действия как бы иронизирует над всем происходящим внутри него. Но, в целом, эскиз распался на частности, на отдельно найденные детали и не смог охватить ни сюжет, ни авторский замысел.

И среди всего этого многословного, интеллектуального потока просто именинами сердца случился эскиз Алексея Егорова — режиссера и актера питерского БТК — по мотивам саамских народных сказок. «Йойк о Сампо» — путь инициации 9-летнего мальчишки во взрослость: через лесных чудищ, духов горы и собственные искушения позалипать в «волшебной коробочке». Режиссер выводит главным героем тряпичную куклу, которую можно и за ноги подвесить в логове у Стружи (местной Бабы-Яги), и в клетку к крысе упрятать. Средствами театра предмета режиссер масштабирует персонажей: вот огромный медведь глотает маленькое солнце, вот крыса превращает Сампо в маленькую елочную игрушку, чтобы подвесить в клетке. Эскиз наполнен лихой актерской импровизацией, живой, смешной, азартной, и погружает зрителя в искренний и трогательный мир настоящего театра, когда из ничего рождается чудо. Интуитивно программа лаборатории завершилась именно тем, о чем захочется вспоминать. Если этот эскиз доработать и взять в репертуар, получится отличный вариант утреннего спектакля для семейного просмотра.

Интересно, что одним из результатов лаборатории стал замысел, участие в ней не принимавший. Заявку Дарьи Левингер «Кукуй, кукушечка!» взяли в работу, минуя этап эскизов. Режиссер и драматург из Петербурга предложила идею спектакля-исследования фольклорных традиций коми-пермяцкого традиционного пения и жизни людей, эти традиции сохраняющих. Театр очень живо отозвался на эту идею и в рамках лаборатории организовал для участников спектакля экспедицию в деревню Кукушка и село Большая Коча. Где, как не в Национальном театре, этой идее быть реализованной.

Напомним, что для Коми-Пермяцкого театра это шестая лаборатория. По итогам первой в репертуар вошел спектакль Веры Поповой «Черный монах» (в 2017 году номинирован на премию «Золотая Маска» в пяти номинациях). Сейчас режиссер Сергей Тонышев, недавний выпускник мастерской Сергея Женовача и участник лаборатории прошлого года, выпускает в театре спектакль по прозе и поэзии Арсения Тарковского.

Мила Денёва, Петербургский театральный журнал